«СЭ» 1980: Виннету и его друзья

Статья «Виннету и его друзья» из журнала «Советский экран» №17 (1981)

Прошел недавно по нашим экранам фильм «Среди коршунов». В редакцию «Советского экрана» в связи с ним поступило немало зрительских писем. Картина пробудила к себе интерес, многих не оставила равнодушными — кого-то обрадовала, кого-то огорчила, в общем, заслужила того, чтобы стать предметом разговора. Тем более, что многие из наших читателей просят подробнее рассказать о создателях фильмов этого жанра, о его возникновении и развитии.

Лента о подвигах защитников справедливости — вождя племени апачей Виннету и его друга, охотника по кличке «Верная Рука», есть составная часть так называемой «индейской серии», снимавшейся в Югославии кинематографистами ФРГ (фильмы той же тематики, к слову, создаются и в других странах Европы. Об «индейской серии» кинематографистов ГДР см. «СЭ» № 11. 1977 г.). Первый фильм серии производства ФРГ—Югославия появился у нас в прокате в 1968 году, и с тех пор через каждые два-три года знакомились мы с очередным поворотом бурной жизни Виннету и его сподвижников. И тем более пора подвести кой-какие итоги.

Прежде всего отметим одно важное обстоятельство. Картину «Среди коршунов» поставил Альфред Форер, но он не был единственным, кто прославлял благородного Виннету на киноэкране: имелись и другие режиссеры, а наиболее потрудившимся среди них следует назвать Харальда Райнля. Мы видели его картины «Виннету—сын Инчу-Чуна», а также двухсерийную «Сокровище Серебряного озера» ^[1]. Но, кто бы ни снимал эти ленты, результат всегда оказывается одинаковым: от фильма к фильму меняются только имена второстепенных персонажей да подробности действия. Характер фабулы остается тем же.

Я говорю это не для того, чтоб сокрушаться, а совсем по другой причине. В литературоведении есть такое понятие — «магистральный сюжет». Оно означает, что в каком-либо ряду произведений можно обнаружить общий конфликт, например, борьбу человека с силами природы и сходные решения этого конфликта. Все вместе — и конфликт и разрешение — образует «магистральный сюжет». Близость друг другу фильмов о Виннету означает, что они не только имеют свой «магистральный сюжет», но, кроме того, и общие приемы, способы, фабульные конструкции для его воплощения. И если мы собираемся выявить, что же на самом деле видим в этих картинах, то нужно обсудить их «магистральный сюжет», а также ответить на важный вопрос: относится ли к жанру вестерна «индейская серия»?

Чаще всего такие задачи решаются на основе внешних признаков. Происходит действие на Диком Западе — значит, вестерн. Дерутся благородные ковбои с обросшими щетиной, неряшливыми бандитами — значит, вестерн. Нападают индейцы на караван переселенцев или на ферму, затерявшуюся в прериях, — значит, вестерн. Однако исследователи отмечают, что американский вестерн обладал своеобразной историчностью: в нем всегда указывалось достоверное время и место действия. Делалось это совсем не для того, чтоб зритель потом разыскал соответствующее место на карте, а чтоб подчеркнуть — всюду, в каком-либо захолустном Абилине или Уичито, в Лордсбурге или Додж-Сити, происходил один и тот же процесс: первоначальный хаос переселения, стычки и перестрелки сменяла нормальная жизнь, устанавливался закон и правопорядок, а мирные обыватели получали возможность спокойно предаваться своим повседневным занятиям. Установление правопорядка на «диких» землях и было «магистральным сюжетом» американского вестерна. В нем сквозила гордость за то, как быстро, энергично и эффективно оказались освоенными «дикие» земли. То, что при этом индейские племена уничтожались или загонялись в резервации, не принималось во внимание. Гордость освоения придавала американскому вестерну своеобразную эпичность.

Однако с начала 50-х годов все чаще в него стало проникать ощущение, что правопорядок, устанавливаемый на «диких» землях, — это буржуазный правопорядок, а потому чреват он несвободой и несправедливостью. Из фильмов о Дальнем Западе все больше улетучивались прежний оптимизм и прежняя жизнерадостность. Ясная до бесхитростности фабульная схема — благородные ковбои против бандитов или индейцев — усложнялась, появились углубленные, психологически неоднозначные мотивировки поступков. Американский вестерн стал утрачивать зрительскую популярность. Производство картин этого жанра в США сокращалось. Вот тогда в Европе, прежде всего в Италии и ФРГ, развернулось производство своих вестернов. Правда, вестернами их можно назвать лишь по внешним признакам — по месту действия (Дальний Запад) да по костюмам персонажей. Ибо в основе европейских фильмов лежал иной «магистральный сюжет», им чужда была чисто американская национальная гордость за «удачно» проведенную колонизацию, притом исходили они (прежде всего картины западногерманские) из совсем иной традиции, нежели американские, а потому и затруднительно их называть «вестернами».

Что же касается традиции, то была она вот какой. В XIX веке появилось множество романов европейских авторов о жизни на неосвоенных частях американского континента. Так проявлялся жгучий интерес европейцев к естественному, казавшемуся подлинно свободным существованию на «диких» землях. Но популярную беллетристику не столько волновала тема освоения новых пространств, сколько стремление перенести в экзотические условия давно отработанную сюжетную схему: романтический герой, обычно выступавший в одной из двух ипостасей — или могущественный, одаренный исключительной силой и способностями индивид, или красавец с нежными чертами лица и безвинно страдающий, но в конце концов доказывающий свою правоту. Герой этот утверждал высшую справедливость, не нарушал сам ни одну из десяти заповедей, а также зорко следил, чтобы никакие мерзавцы их тоже не нарушали. Проблема же, будет ли спокойно пастись скот возле Уичито или мирно произрастать кукуруза в штате Айова, романтическую личность не волновала.

Самым известным среди авторов такой беллетристики, несомненно, был немецкий писатель Карл Май. Его романы и легли в основу «индейской серии», о которой мы сейчас говорим. Связь Мая с другими беллетристами можно проследить хотя бы по прозвищам героев. В них часто употребляется слово «рука». У Мая действуют, например: Шаттерхенд, то есть «Громыхающая Рука» (иногда переводится как «Разящая Рука») — удар его кулака настолько силен, что в голове противника раздается как бы громыхание ^[2]; еще имеется Файрхенд — «Огненная Рука», чрезвычайно меткий стрелок, и Шурхенд — «Верная Рука» и т. д. Книги Мая о Виннету и его друзьях появились в 90-е годы прошлого века. Но еще десятилетия за три до этого увидел свет роман француза Гюстава Эмара «Твердая Рука», а у немецкого писателя Германа Гёдше, выступавшего под псевдонимом «сэр Джон Ретклифф», в книгах «Сокровище ацтеков» и «Золотая лихорадка» (1867—1868) ^[3] действовал благородный охотник Железная Рука, кстати, состоявший с индейским вождем Вонодонгахом — Большим Ягуаром — в столь же нежной дружбе, как и Олд Шаттерхенд с Виннету. Не прошел Май в «Сокровище Серебряного озера» и мимо столь частого у предшественников мотива клада, который достается благородному герою в воздаяние за его подвиги.^[4]

Но чем книги Мая сильно отличались от предшествующей подобной литературы, так это каким-то немыслимым, невиданным сверхмогуществом героев, прежде всего Шаттерхенда. Антонио Грамши писал в «Тюремных тетрадях» о характере героя популярной беллетристики, что у него «много элементов театральных, показных, свойственных скорее «примадонне»… много… ребяческой амбиции быть «первым в классе», но прежде всего быть признанным и провозглашенным в качестве такового». Вот этой амбицией Олд Шаттерхенд обладает в преизбытке. Он показывает чудеса храбрости и выносливости—лучше всех стреляет, быстрее всех бегает, оказывается эффективнее всех в кулачном бою, так что даже выросший в этих краях Виннету не может с ним тягаться, хотя и обладает незаурядными физическими качествами. Автор откровенно любуется своим героем и постепенно, исподволь своим чувством заражает читателя.

Создатели кинематографической «индейской серии» полностью сохранили у маевских героев их легендарные качества, однако придали им свой смысл. Именно о легендарности своего персонажа свидетельствует игравший вождя апачей французский актер Пьер Брис. До этого он исполнял в основном роли отрицательных персонажей, «злых мальчиков», неприкаянных молодых людей, которые носятся на машинах да хулиганят. Известность пришла к Брису с ролью Виннету. Тогда, как говорит Брис:

Если на экране, как и всякий легендарный герой, он беззаветно и самоотверженно наказывает злых, поддерживает добрых, улаживает всевозможные конфликты, то и в жизни от Виннету — Бриса ждут того же.

Современный смысл, который кинематографисты вложили в сочинения Мая, видится в следующем. В фильме «Среди коршунов», как и во многих других картинах «серии», на первый план выходит линия, в литературном первоисточнике едва намеченная: живет мирно и спокойно фермер, занимается своими делами, а неподалеку тоже мирно предается своим делам индейское племя шошонов. Но вот бандиты нападают на ферму, сжигают ее, убивают жену и дочь фермера и так фабрикуют улики, чтоб подозрение пало на шошонов. Между мирными соседями возникает вражда: фермер клянется истреблять краснокожих, индейцы тоже всячески демонстрируют свою вражду к белым. В фильме «индейской серии» нет никаких ссылок на реальность XX века — такое соотнесение должен сделать зритель. В этих лентах вражду между белыми поселенцами и краснокожими, раздутую злыми силами, всегда гасят Виннету вместе с Громыхающей или Верной Рукой. Легендарные герои не столько демонстрируют здесь свое сверхмогущество, сколько выполняют существенную миссию — выступают в роли миротворцев. В таких вот романтических, полусказочных персонажах олицетворены в картине силы, способные противостоять вражде между народами.

ЧТО ЕЩЕ ПРОЧИТАТЬ ОБ ЭКРАНИЗАЦИЯХ КАРЛА МАЯ